За отчет-воспоминание о экспедииции на Памир в 1977 году огромное спасибо Фаддееву Михаилу Андреевичу и Куватову Геннадию Дмитриевичу
Первый раз в Центральном Памире
1977 год
1
Жил когда-то давно в городе Горьком (ныне Нижний Новгород) сильный альпинист Глеб Геннадьевич Шмарёв. Мастер спорта по альпинизму и беговым лыжам, старший инструктор и т.д. А потом по служебной необходимости ему пришлось переехать в город Гомель (который теперь принадлежит независимой Беларуси). Альпинистов тогда в Гомеле не водилось, поэтому Глеб Шмарёв организовал секцию новичков и начал воспитывать молодёжь с нуля. Но в советские времена для выполнения 2-го спортивного разряда по альпинизму требовалось минимум 5 лет. Дальнейший спортивный рост обеспечивался выездами на сборы и в экспедиции, на что требовалось финансирование от спорткомитета или профсоюзов. Как следствие такой политики, немало лет Глеб Геннадьевич оставался единственным квалифицированным альпинистом в Гомельской области.
Глеб Шмарёв был уже в почтенном возрасте, но у него оставалась одна заветная мечта. Он совершил успешные восхождения на все 7000-ки СССР (включая грозный пик Победы), кроме пика Евгении Корженевской. И ему туда очень хотелось.
И вот в начале 1977 года Глеб написал письмо в Горький своему давнему другу Николаю Николаевичу Вышинскому с предложением сходить на пик Корженевской. Николай Николаевич в тот год не смог выехать на Памир по каким-то причинам, но предложил Глебу вариант. В ответном послании Ник.Ник. сообщил другу, что в Горьком завелись 2 молодых и нахальных альпиниста, которые неплохо себя показали в 1975 году на пике Хан-Тенгри. Имелись в виду Геннадий Куватов и Михаил Фаддеев. Н.Н.Вышинский тогда был старшим тренером альпинистской секции «Буревестник», нас знал, как облупленных, и сам участвовал в том восхождении на пик Хан-Тенгри.
Глеб решил поверить рекомендации давнего друга, а нам сделанное предложение показалось очень завлекательным.
Как обычно, всплыли трудности с высотным снаряжением. Пуховые костюмы нам снискал Николай Николаевич. Разная теплая одёжа у нас осталась после восхождения на Хан-Тенгри. Но в качестве высотной обуви мы имели только пресловутые отриконенные ботинки, в которые можно было всунуть ногу, обутую в 3 шерстяных носка. Это, как теперь говорят, было очень стрёмно, но по молодости мы решили рискнуть.
Питание обещал обеспечить сам Глеб.
2
И вот мы с Геной прилетели Аэрофлотом в южный город Душанбе (ныне столица независимого Таджикистана) и поехали на попутках в альпинистский лагерь «Варзоб», где Шмарёв работал в это время инструктором.
Лагерь «Варзоб» располагался в благодатном теплом районе – на южном склоне Гиссарского хребта. Вокруг домиков росли субтропический деревья, например, грецкий орех.
Но в то же время в этих местах изобиловала зловредная фауна: скорпионы, сольпуги, многоножки, пауки разных видов… Спать было страшно – а вдруг укусят! Мы очень хотели побыстрее покинуть этот ботанико-зоологический рай.
Глеб Шмарёв получил в альплагере отпуск и мы стали готовиться перебазироваться в Центральный Памир.
Проблему питания Глеб решил лихо: он получил на складе лагеря 45 полукилограмовых банок говяжей тушенки. И всё.
Из бивачного снаряжения у нас были 2 палатки-серебрянки и пара алюминиевых кастрюль. У Глеба имелся австрийский бензиновый примус «Phoebus». Советский примус «Шмель» по внешнему виду был копией австрийского, но отказывался работать на высоте выше 4000 м. Поэтому для высотных восхождений «Phoebus’у» тогда альтернативы не существовало.
Путь к 7000-ку начался с перелета из Душанбе в город Ош. Там я впервые увидел, какое чудо настоящий восточный базар. Описать это невозможно, надо видеть самолично. Нас поразило изобилие удивительно дешевых и вкусных фруктов и овощей. А ещё плов, зеленый чай, лепешки из тандыра… Подумалось, что именно здесь земной рай…
Аксакалы в чайхане
В чайхане, поедая дыню, мы узнали, что Глеб Шмарёв через своих московских друзей-альпинистов договорился, что мы будем базироваться (разумеется, неофициально), так сказать, «под крылом» Международного альпинистского лагеря «Памир».
Этот альплагерь (МАЛ) имеет славную и богатую событиями историю. Интересующимся полезно прочитать книгу Валерия Эпова «От Ачик-Таша до Эвереста».
МАЛ «Памир» имел несколько филиалов, а центральный лагерь располагался на краю Алайской долины, в урочище Ачик-Таш, откуда открывается впечатляющий вид на пик Ленина.
Когда мы прибыли в Ош, то узнали, что основной автокараван альплагеря уже ушел в Ачик-Таш. Мы опоздали на 3 часа. Пришлось догонять на попутках, в основном, в кабинах бензовозов, рядом с водителями. Сейчас покажется удивительным, но никто из шоферов (ни русские, ни киргизы) не взяли с нас ни рубля. При этом мы удачно проскочили через погранконтроль.
Дорога из Оша в Алайскую долину весьма живописна и проходит через 3 перевала. Самый высокий – Талдык (высота 3615 м). История строительства дороги через этот перевал очень интересна.
Алайская долина. Вдали – Заалайский хребет
В Заалайском хребте расположены свыше шестидесяти «шеститысячников» (гор высотой свыше 6000 м), на вершины многих из них не ещё не ступала нога человека.
По Алайской долине протекает речка со справедливым названием Кызыл-Су (Красная вода). Цвет воды в этой реке похож на разбавленный кофе (без сахара).
Мы сначала добрались до Дараут-Кургана, там выяснялось, что надо вернуться назад к поселку Кашка-Су, где единственный мост через речку. Около моста мы несколько часов ждали попутную оказию до Ачик-Таша. Там к нам упорно приставал местный киргиз, который по-русски знал только одно слово: «баран». И этого барана он пытался сменять на наш примус. Негоция по деньгам была очень выгодной, но пришлось отказать. Из барана получилось бы много мяса, но без примуса мы бы в горах сдохли.
Наконец, появился очередной бензовоз. Привязал рюкзаки снаружи к цистерне, мы втиснулись внутрь и стали пересекать долину, а затем холмистые подгорья.
Наконец, мы выгрузились на огромной поляне Ачик-Таш. Среди сухой травы виднелись эдельвейсы. Высота этого места свыше 3600 м.
По договоренности с руководством МАЛ мы поставили свои серебрянки на противоположном лагерю берегу ручья, который стекает с ледников пика Петровского.
Памятник команде альпинисток, погибших под пиком Ленина в 1974 году. Справа – обелиск, левее – 5 могил.
Вид с поляны Сулоева. Справа – часть стены Памирского фирнового плато, слева – склоны пика Кирова, в центре – ледник Трамплинный. Над ним, вдали видна вершина пика Коммунизма
Нашими ближайшими соседями на поляне была научно-спортивная экспедиция Московского государственного университета. По научной части Николай Николаевич Володичев своим специализированным детектором измерял потоки космических лучей на разных высотах. А главной целью мероприятия планировалось восхождение на пик Коммунизма, так все физики экспедиции были любителями альпинизма. Возглавлял экспедицию ректор МГУ Рэм Викторович Хохлов.
На поляне Сулоева Глеб Шмарёв совершил великолепную коммерческую операцию. Он сдал все наши банки тушенки на кухню филиала, а мы были поставлены на полное пищевое довольстве. Кормили там сытно и вкусно.
Более важно, что Глеб, пользуясь дружбой с Овчинниковым, получил для нас со склада для нас пуховые спальники. Потом нам сказали, что это оставшееся снаряжение от очередной несостоявшейся гималайской экспедиции 1974 года. Спальники были очень легкие и такие жаркие, что в них можно было спать голышом.
Для акклиматизации мы сделали выход с ночевкой вверх по склону пика Сулоева до так называемого «желтого камня». Ночью поднялся штормовой ветер, но в пуховом «гималайском» спальнике было удивительно комфортно. Беспокоила только одна мысль: если палатку порвёт, как же я буду голый спускаться на поляну Сулоева? К утру ветер ослаб и спуск произошел в штатном режиме.
4
Через несколько дней пребывания на поляне Сулоева Глеб Шмарёв собрал команду для восхождения на пик Корженевской. К нам троим присоединился Юрий Михайлович Широков. Человек весьма почтенного возраста, профессор МГУ, автор известного учебника по ядерной физике, а по совместительству уполномоченный Федерации альпинизма СССР по Центральному Памиру. Пятым участником подключился веселый москвич Егор Кусов – альпинист с большим высотным опытом.
Восхождение Глеб решил совершить по самому простому пути: по маршруту Цейтлина. Он имеет категорию 5А, но «пятерка» присвоена за высоту. Особых технических сложностей не имеется.
Маршрут начинается с места, называемого «Пыльной поляной». Это довольно ровная площадка – донная морена отступившего ледника. Находится она у правого края языка ледника Москвина (см.схему района) на высоте около 4000 м. Пыли там, действительно, много, особенно при сильном ветре.
Руководство МАЛа любезно организовало переброску нашей команду с поляны Сулоева на Пыльную поляну вертолетом. Это заняло несколько минут полетного времени.
Маршрут Цейтлина начинается с подъема по широкому осыпному кулуару. Множество могучих альпинистских ног выбило в склонах кулуара явно различимые тропинки. Этот безрадостный подъем позволяет набрать около 600 м высоты и выйти более пологую тропу, которая проложена вдоль гребня, но постепенно приближается к ручью. Русло ручья завалено огромными камнями. По берегам ручья расположено много удобных мест для палаток. Можно устанавливать промежуточный лагерь на высоте то 4800 м до 5300 м. Везде есть ветрозащита и чистая вода. Там мы и заночевали первый раз.
На следующий день мы поднимались по направлению к вершине. Тропа исчезла, сначала мы прыгали по крупной осыпи, затем начался снежный склон. Под ярким солнцем снег раскисал, с каждым шагом мы проваливались всё глубже и глубже. Но должны были добраться на второго промежуточного лагеря у скальной стены на высоте около 5800 м. В том месте стена имеет отрицательный участок, под которым сформировалась фирно-ледовая площадка. Она не очень горизонтальна, но на ней можно устойчиво поставить несколько палаток.
Схема Центрального Памира. Кружок с точкой указывает место «пыльной поляны».
И вот при подъему к этому «карману» я нарвался первый раз на явление, которое называется «плохой день». Затем я про это читал в альпинистской литературе, сам наблюдал неоднократно на товарищах по восхождению.
«Плохой день» представляет собой легкую форму гипоксии. Это обычно сильная головная боль, слабость, апатия. Но если этот день перетерпеть, то на завтра бывший больной может стать самым сильным в группе. Вопрос только в том, как это перетерпеть…
Я в тот день разума не терял, но голова так болела, что, казалось, вот-вот лопнет со звоном. Мы были тогда совсем неопытными, но мой друг Гена всегда проявлял мудрость. Не знаю, сам ли он это придумал, или кто-нибудь ему раньше рассказал, но он применил ко мне метод, который называется «пересчитывать крючья». Суть в том, что больного надо нагрузить легкой физической работой. Главное, что пациент не лежал, оглашая окрестности стонами. Самая простая задача: сидя в палатке проверять снаряжение, действительно, пересчитывать карабины, крючья, буры….
Гена меня сразу отправил внутрь палатки и поручил раскладывать коврики, расстилать спальники и т.п. А в это время более здоровые товарищи укрепляли палатку, топили снег, готовили еду…
Метод оказался эффективным. Наутро я стал полноценным членом команды и мог работать наравне с товарищами. «Плохой день» был успешно пережит.
Пик Корженевской. Снежный гребень выше 6100 м и вершина.
На одной из снежных ступеней гребня мы поставили свою палатку и спокойно переночевали, планируя на следующий день штурмовать вершину. Однако, наутро, как говорят, «ситуация резко изменилась».
Оказывается, с другой стороны горы, по пути первовосходителей поднималась группа инструкторов МАЛа, совершая стандартный акклиматизационный выход. И на длинном фирновом склоне, в один неудачный момент, заслуженный альпинист, «дважды снежный барс» Борис Аркадьевич Гаврилов споткнулся и упал. К несчастью, он был в новенькой пуховке с покрытием из каландрированного капрона. На фирновом склоне такая одежда скользит почти без трения, лучше, чем мыло в ванной. Пока Борис Аркадьевич затормозил и остановился, он сумел сломать ногу. Это произошло на большой высоте, уже недалеко от вершины. Других альпинистских групп рядом не было. Наша команда оказалась ближайшей к месту несчастного случая.
По утренней радиосвязи мы получили приказ: идти с полной выкладкой через вершину и провести спуск пострадавшего вниз. Кряхтя, мы опять навьючили на себя тяжелые мешки. Гена с трудом подвязал к своему рюкзаку обледеневшую палатку, которая сопротивлялась любой укладке. Шли мы очень медленно, недостаток акклиматизации давал о себе знать.
И вдруг (не помню, на какой высоте: 6700 или 6800 м) Егор Кусов сел в снег и заявил, что ноги больше не идут. Что было делать? Мы с Геной вызвались «по быстрому» без груза смотаться на вершину, пока остальные посидят рядом с Егором. Но Юрий Михайлович дал нам крепкий разгон и велел срочно тащить Егора вниз по гребню.
Транспортировка заболевшего оказалась несложной. Когда мы немного потеряли высоту, Егор слегка воспрял, продышался и смог идти вниз самостоятельно. Далее спуск по пути подъема не вызвал у нас трудностей.
Так бесславно закончилась наша попытка восхождения на пик Евгении Корженевской.
Спасение Бориса Гаврилова произошло без нашего участия. Снизу быстро прибежал знаменитый сильный альпинист «трижды снежный барс» Борис Андреевич Студенин. Он не стал долго церемониться со старым другом. Привязав к себе Бориса Аркадьевича 5-метровым репшнуром, дал ему в руки ледоруб и велел тормозить на крутых участках. А затем бросился бежать вниз, что было силы. Этот уникальный спуск «дважды барса» «трижды барсом» потом долго обсуждался на альпинистских посиделках. Транспортировка прошла благополучно. Через день Борис Аркадьевич Гаврилов сидел в лагере Ачик-Таш с подвязанной к потолку ногой и спокойно покуривал.
А нас искренне утешал Юрий Михайлович Широков. Он говорил, что мы с тяжелыми рюкзаками отработали больше, чем при штатном восхождении. Поэтому он, на правах уполномоченного, засчитывает нам успешное восхождение на пик Корженевской. Мы с Геной, может быть, по молодости повелись бы на такое соблазнительное предложение, но Глеб резко возразил. «Не были на вершине – значит, восхождение не засчитывается».
5
Через пару дней неуёмный Глеб собрал новую команду для восхождения на пик Корженевской. Во-первых, к нам присоединился Анатолий Васильевич Севастьянов. На 20 лет старше нас, он был таким знаменитым альпинистом, что нам было страшновато даже стоять около него. Лишь много позже мы узнали, что он работал в КБ, где создавались баллистические ракеты, в том числе «протоны». Несмотря на свою заоблачную славу Анатолий Васильевич отличался исключительным добродушием.
Другим участником стал Ясень Дьяченко, в те годы уже опытный высотник. В настоящее время известен как автор книг об истории советского альпинизма. Для полноты компании влилась Виктория Галкина, очень сильная альпинистка.
Глебу не захотелось повторять маршрут и он предложил подъём на пик Корженевской по пути Буданова.
Петр Петрович Буданов был суровый альпинист. Фронтовик с героической биографией, «снежный барс» (жетон №5). Список его спортивных достижений занимает целую страницу. И маршрут на пик Корженевской он проложил суровый. Категория сложности заслужено 5Б.
Маршрут Буданова начинается с небольшой поляны у ледника Москвина. Там располагался ещё один филиал МАЛа «Памир» (см. схему Центрального Памира). Очень удобное место – с него можно совершать восхождения и на пик Корженевской и на пик Коммунизма. Можно сказать, два 7-тысячника в одной упаковке.
На поляну Москвина нас также забросили вертолетом. Имя Севастьянова решало все орг.проблемы. В первый день мы поднимались по снежным склонам средней крутизны. Дышалось уже полегче, акклиматизация прошлого выхода оказывала своё действие. К полудню снег под ярким солнцем начал раскисать, ноги стали глубоко проваливаться, темп движения постепенно падал. Остановились, вытоптали площадку в снегу, раскочегарили примус, сварили крепкий чай, напились и пошли дальше.
Основную трудность маршрута Буданова составляют скальные пояса на высоте выше 6000 м. Самый крутой и сложный – первый. В лагере на полене Сулоева мы наслушались всякий ужасов про этот пояс. Например, что в ботинках эти скалы не проходятся, что в предыдущей группе один инструктор пролез этот пояс в скальниках, но сильно обморозил ноги и т.п.
Мы подошли к скальному поясу вечером. Пока остальные ставили палатку, мы с Геной (молодые, здоровые, акклиматизированные) пошли на разведку. Без рюкзаков, в кошках и с веревкой. Действительно, тем кто хлопочет, кто-то сверху помогает! (Бог или чорт – неизвестно). Мы нашли в крутой скальной стене щель (шириной около метра) забитую льдом. Крутизна была такова, что мы легко поднялись по щели на кошках и навесили перильную веревку (одной 40-метровой веревки хватило). Вернулись к друзьям очень довольные с надеждой на завтрашнее успешное решение проблемы грозного скального пояса.
На следующий день мы вполне осознали, какие мы молодцы и как нам накануне повезло. С нашими тяжелыми рюкзаками мы с большим трудом поднялись на жумарах по навешенной вчера перильной веревке. Что бы было без неё – даже подумать было противно.
Выше пояса начались крутые снега. Раньше я не подозревал, что может существовать такой рельеф. Поднимаясь по этим склонам, мы буквально «чиркали носом» по снегу.
К тому же после недавних обильных осадков снег был очень рыхлым. Для подъема такому склону была быстро выработана техника, состоящая из следующих этапов.
1. Удар вниз рукавицей где-то на уровне головы. Снег был настолько рыхлым, что кисть руки уходила до уровня колена.
2. Удар вниз коленом в образовавшуюся лунку.
3. Удар туда же всей ступней для уплотнения снега.
В результате формируется ступень, на которой можно как-то удержаться. Затем проводятся те же три операции другой рукой и ногой.
Через небольшое время такие действия были доведены до автоматизма. Рука-колено-ступня (левые). Рука-колено-ступня (правые). Глубокое, частое, размеренное дыхание. И так шаг за шагом, метр за метром. Метры складывались в десятки, потом в сотни… Все человеческие чувства атрофировались, осталось только упорное стремление лезть вверх.
Конечно, лидер периодически менялся. Остальные следом уплотняли ступени. За нами оставалась глубокая траншея. Лавины мы не обрушивали, потому что строго придерживались диретиссимы.
Погода постепенно портилась. Начала сыпать снежная крупа.
Следующие скальные пояса не вызвали проблем. Они были не столь крутыми, некоторые мы обошли, другие взяли в лоб.
Когда начало смеркаться, мы остановились на ночевку под очередной скальной стенкой. Нормальную площадку сделать на таком крутом снегу не представлялось возможным. Мы поставили палатку, как смогли и устроились внутри сидя. Было тесно и очень тепло, несмотря на большую высоту. Проблема заключалась в обильном снегопаде. Каждые полчаса необходимо было вылезать из палатки и отгребать с неё снег, которые стекал со стены. Иначе бы нас задавило.
Мы первый раз ночевали на такой высоте (значительно больше 6500 м) и все чувствовали себя скверно. Поэтому простая работа – вылезти из палатки и отгрести снег – требовала изрядных физических и душевных усилий.
У меня эта была одна из самых тяжелых ночей в жизни. «Раскалывалась» голова, мучительно было даже её поворачивать. Стыдно признаться, но я был рад, что случайно оказался в центре палатки. А Гена, который сидел у выхода, регулярно вылезал наружу и расшвыривал очередной сугроб на палатке. Ещё раз я подивился его силе воли.
Конечно, в эту ночь полноценный сон никого не посетил. Каждый иногда впадал в краткое забытье, причем был уверен, что совсем не спал.
Когда стало светать, мы с облегчением выбрались из нашего «логова», что-то съели и быстро собрались идти дальше. Снегопад уменьшился, но поднялся сильный ветер.
Наконец, мы вышли на пологий гребень и стали по нему продвигаться к вершине. Было нелегко, но старшие товарищи демонстрировали спокойствие и уверенность, которые передавались и мне. Через несколько часов сквозь пургу мы смутно разглядели решетчатую конструкцию, которую занесли неделю назад инструктора из МАЛа. Значит, это вершина!
Задерживаться для «селфи» в такую мерзкую погоду мы не стали. Пока пурга не превратилась в шторм, мы, не теряя ни минуты, начали быстро «сваливать» по уже знакомому маршруту Цейтлина. За этот день мы успели спускаться до места, где нас не терзал свирепый ветер. На хорошей снежной площадке удалось растянуть палатку, и мы крепко выспались, с удовольствием вытянув ноги.
На следующий день выяснилось, что у нас закончились харчи. Но спуск на «пыльную поляну» по известной тропе прошел на душевном подъёме. Вершина достигнута, все были довольны, Глеб счастлив, а мы с Геной – ещё счастливее.
Взлёт Ми-4 Игоря Иванова с Памирского плато
В тот вечер в филиале МАЛ «поляна Сулоева» все почувствовали некоторое облегчение. Рэм Хохлов спасён, Игорь Иванов, очевидн, получит заслуженный орден. Никто не мог предвидеть, что случиться в будущем…
8
На следующий день Глеб Шмарёв, выполнив свою программу, отбыл в Душанбе. На прощание он сделал нам грандиозный подарок: уговорил Анатолия Овчинникова зачислить нас в штат инструкторов-спасателей Международного альпинистского лагеря. Положительные рекомендации Анатолия Севостьянова тоже сыграли важную роль. Тем более, в штате инструкторов были 2 вакансии.
Это было сверх наших мечтаний! Нас доукомплектовали снаряжением. Главное нам выдали двойные высотные ботинки, теплые и легкие. С отриконенными ботами можно было распрощаться навсегда.
Однако, инструктор МАЛ – не только почет и снаряжение. Это, прежде всего, работа на высоте. В тот же день Олег Сергеевич Галкин повёл нас на Памирское плато для того, чтобы спустить на поляну Сулоева тело умершего Юрия Арутюнова.
Мы поднимались по скалам ребра «Буревестника» не спеша. Торопиться было незачем. К тому же восхождение на 7-тысячник (траверс!), дневной поход по ледникам и отсутствие дня отдыха забрали много сил. Дойдя до штатной ночевки у скалы «Верблюд», мы решили слегка отдохнуть, начали кипятить снег для чая.
И тут увидели вверху, на снежно-фирновых склонах, людей, которые на верёвках спускали человека, упакованного в спальный мешок. Мы всё бросили и поспешили наверх. Оказалось, при возвращении по плато упал и не смог идти дальше участник экспедиции МГУ Андрей Мигулин (сын известного академика В,В,Мигулина). На плато нашлись лыжи, заброшенные ранее медико-биологической экспедицией Таджикистана. Из них смастерили сани и уложили на них Мигулина, закутав его в спальник. Тащили его наши инструктора и биологи. Когда начался спуск с плато к ребру «Буревестника», то возникла проблема. Траектория спуска была косой и требовались значительные усилия для оттяжки спальника с человеком в сторону. А люди были уже измучены до предела несколькими днями тяжелой работы на высоте 6000 м. Одно вытаптывание аэродрома должно было вымотать полностью! Поэтому наша помощь оказалась чрезвычайно своевременной. Помню, с какой неподдельной радостью нас встретили!
Мы сразу включились в работу и совместными усилиями мы спустили Андрея Мигулина до скалы «Верблюд». Тут возникла проблема. Ребро «Буревестника» сложено острыми и местами хрупкими скалами. Спускать по такому ребру человека в спальнике требовало специального снаряжения, которого у нас не было. Не было и времени ждать. У Андрея были симптомы, которые в медицине называют «острый живот». Очень похоже на перитонит (так потом и оказалось). Врач объяснил, что, с одной стороны, в таком состоянии больного надо транспортировать горизонтально в носилках, а с другой стороны, «промедление смерти подобно». В любой момент могло произойти прободение, разлив гноя и т.п.
И тогда Андрей Мигулин совершил настоящий подвиг. Он встал на ноги и пошел. Мы с Геной страховали его основной веревкой. Таким образом мы успешно спустились до плоского ледника. А там нас встретила большая группа биологов, которые дальше понесли Мигулина на носилках до поляны Сулоева.
После этого мы с Геной упали в свою базовую палатку на поляне и мгновенно отрубились. Понятно, почти неделю мы интенсивно работали на высоте безо всякого отдыха.
А в это время на поляне шла полным ходом подготовка к уникальной хирургической операции. В самую большую палатку, что была у медико-биологической экспедиции, стащили все осветительные приборы, чтобы сделать бестеневую лампу. Напомню, что в те времена не было у альпинистов ни светодиодных фонарей, ни мощных газовых ламп. Как врачи вышли из положения – не знаю, так как спал. Операцию делали хирурги Свет Петрович Орловский и Алексей Шиндяйкин.
Свет Петрович – добрейший души человек – регулярно ошарашивал альпинистов крепкими поговорками. Например: «трудно в лечении – легко в гробу». Прекрасный хирург, он в 1982 году работал врачом Первой советской экспедиции на Эверест. Алексей Шиндяйкин, хирург НИИ скорой помощь, сильный альпинист, внешне похож на медведя средних размеров. В частности, прославился тем, что 6 раз выходил на пик Коммунизма и 6 раз возвращался не доходя до вершины, потому что спасал и спускал очередного заболевшего. Когда он на 7-й раз всё-таки достиг высочайшей вершины СССР, то это был праздник не только у него, но и у всех его многочисленных друзей.
У Андрея Мигулина был перитонит в последней стадии. Операцию нельзя было откладывать. И наши замечательные хирурги в неприспособленных условиях справились, спасли человека.
Мы с Геной, казалось, спали мертвым сном, но где-то около 3 часов ночи проснулись от дики криков. В первый момент мы подумали, что на лагерь напали басмачи. Потом выяснилось, что после завершения успешной операции, доблестные хирурги остатки медицинского спирта приняли внутрь, чтобы снять стресс. Стресс снялся и им захотелось громко спеть песни, что они и сделали. Никто на них не осердился, а за завтраком их горячо поздравляли.
Кажется, через день Олег Сергеевич вновь повел нас по ребру «Буревестника» на Памирское плато. Там было оставлено тело умершего Юрия Арутюнова. Нашей задачей было спустить тело на поляну Сулоева. С нами пошли 2 альпиниста из грузинской экспедиции, которая тоже в эти дни базировалась рядом на поляне. С одним из них, Тамазом Шершенидзе, мы потом несколько раз встречались в горах и сохранили дружеские отношения.
Тело Арутюнова, увязанное в палатку, было оставлено на краю плато. Транспортировка погибшего – всегда морально тяжело, не дай бог каждому. Не хочется распространяться на эту тему. Тащили по ребру на руках, справились за день.
Кажется, в один из следующих дней, Анатолий Георгиевич Овчинников, глядя на нашу интенсивную деятельность распорядился пускать нас на кухню в любое время дня для дополнительного усиленного питания. Потому, несмотря на изрядные нагрузки, мы не отощали и были полны энергии.
9
Тем временем работа Международного альпинистского лагеря в сезоне 1977 года подходила к концу. Альпинисты разных стран и народов заканчивали свои восхождения и спускались в базовые лагеря.
По обычной практике МАЛа в конце сезона на все памирские 7-тысячники направлялись группы тренеров-спасателей, которые должны были удостовериться, что все зарубежные гости благополучно спустились вниз. И вот в такую замыкающую группу на пик Коммунизма включили нас с Геной. Нашими напарниками были Виктор Власов и Валерий Петифоров, которые неделю назад вытоптали аэродром на Памирское плато. Эти опытные альпинисты-высотники совершили много выдающихся восхождений и при этом отличались, помимо прочего, удивительной непоказной скромностью.
Нашей группе была поставлена следующая задача. Подняться на Памирское фирновое плато (ПФП) по ребру «Буревестника», пройти плато вдоль до лагеря «Восток», проконтролировать вершину пика Коммунизма и вернуться по пути подъема. При этом мы должны были отслеживать, чтобы все группы иностранцев двигались впереди нас, а мы оставались замыкающими.
Путь на плато по ребру «Буревестника» нам был знаком по транспортировке тела Арутюнова. Акклиматизация у нас уже накопилась хорошая после восхождения на 7-тысячник (пик Корженевской) и подъем на плато прошёл без проблем. Ясная погода нас радовала.
Место выхода на плато с ребра часто называет пиком Парашютистов, хотя явно выраженного пика там не нет. Название было дано в 1967 году, когда на ПФП был успешно выброшен десант парашютистов.
На пике Парашютистов мы обнаружили большую заброску экспедиции биологов, которые регулярно ходили туда с мышами в ящиках. Среди прочих вещей я обнаружил старые горные лыжи, которые легко одевались на высотные ботинки. Естественно, я сразу нацепил лыжи и попытался на них гонять. Скольжение по фирну было великолепным, но через несколько минут я начал задыхаться. Высота 6000 м – не место для лыжных гонок!
Карта-схема района Памирского фирнового плато.
В центре плато есть плавное понижение и над ним слегка поднимается пик Крошка. По сравнению с пиками Ленинград и Абалакова он кажется мелким, но его абсолютная высота на 200 м выше Эльбруса!
Памирское фирновое плато. В центре – пик Ленинград (6507 м), перед ним – пик Крошка (5854 м)
Утром, действительно, на поверхности плато лежит фирн, по которому нетрудно идти (конечно, имея 7-тысячную акклиматизацию). Но затем под солнцем фирн превращается в раскисший снег. Ноги проваливаются всё глубже и глубже, идти становится всё тяжелее и тяжелее.
По радиосвязи нам было велено не спешить и, пройдя плато вдоль, заночевать в месте лагеря «Восток». Когда мы пришли туда, то удостоверились, что там не осталось ни одной палатки. От лагеря осталось одно название.
Памирское фирновое плато. На пути к лагерю «Восток». Справа – пик Коммунизма.
Зато мы нашли целую бочку экзотических иностранных продуктов! Видимо, каким-то французам или швейцарцам с вертолета сбросили харчи, но гипоксия у них отбила аппетит. И вниз утащить продукты у них не осталось сил.
Мы посчитали себя законными наследниками найденной добычи. Ясно, что через несколько дней снегопады похоронят бочку навечно.
В те годы ассортимент продуктов в СССР был небогат. Поэтому содержимое бочки нас восхитило. Французский сыр, швейцарский шоколад, множество других деликатесов. Нашлось несколько больших банок с ананасами. Мы разогревали их на примусе и пили горячий сок. И это на высоте 6000 м! Валерий потом называл эту нашу ночевку: «Ананасное плато».
На следующее утро нам был дан приказ подняться на пик Душанбе.
Восточная часть ПФП. Слева – пик Коммунизма, справа – пик Душанбе. Подъем на пик Душанбе по фирновому гребню (граница света и тени).
Погода нас продолжала баловать. Под безоблачным небом и ослепительным солнцем, одев кошки, мы уверенно поднялись на вершину пика Душанбе. По ту сторону высшей точки находится большая мульда, где можно, спрятавшись от ветра, разместить несколько палаток. Там мы поставили свой очередной лагерь. Еды было вдоволь, жизнь казалась прекрасной.
Последние группы иностранцев пошли вниз. Мы могли следовать за ними, но разве можно отказаться от попытки восхождения на большую гору, когда она совсем рядом! Руководство филиала дало «добро» в случае хорошей погоды. Оставалось молиться всем богам (говорят, бог настолько милостив, что помогает даже атеистам).
Утро нас не подвело. Было морозно, но ясно. У Виктора мёрзли ноги, и он иногда останавливался их отогревать.
Сначала пришлось преодолеть несколько снежных увалов. каждый высотой около 100 м. А с плато они казались маленькими бугорками. Затем начался подъем по знаменитой «фирновой доске». Кошки прекрасно держали на этом склоне. Двигаясь зигзагами, вышли на предвершинный гребень. Наконец, по простым скалам мы поднялись на вершину.
Вершина пика Коммунизма. Подъем левее скальной стены по фирновой доске.
Дул холодный сильный ветер при чистом небе. Солнце не грело. Нам с Геной по молодости было тепло в пуховках, но наши старшие товарищи дополнительно надели штормовые костюмы.
На вершине торчала алюминиевая палка, установленная одной из предыдущих групп. Мы сфотографировали друг друга и отправились вниз.
Спуститься быстро не получилось. Мы двигались поэтапно, согласно указаниям руководства филиала на каждом сеансе радиосвязи.
Провели ещё одну ночевку на «Ананасном плато», благо, что харчей в бочке оставалось более, чем достаточно.
Прошли фирновое плато вдоль в обратном направлении до пика Парашютистов. Таким манером мы двигались позади всех подопечных групп, никого не подгоняя.
Всё когда-то кончается, и мы вернулись на поляну Сулоева. Так как наша группа была завершающей, то в тот же вечер по нерушимой традиции был организован импровизированный банкет в честь успешного завершения сезона. Банкет был интернациональным, как и должно быть в международном лагере. Каждая команда внесла свой оригинальный вклад. Французы выставили ящик ярко-зеленого шартреза, который просто таял ( растворялся) уже во рту. Никогда после, несмотря на богатую на поездки по всему миру жизнь, нам не довелось попробовать даже отдаленно похожие напитки.
На следующий день началась эвакуация филиала. Загрузив несколько рейсов вертолета лагерным имуществом, последним загрузились и сами. Вновь мы оказались на Ачик-Таше под пиком Ленина. Но теперь мы были не посторонние просители, а штатные работники Международного альпинистского лагеря «Памир».
Пик Коммунизма. Вид со склона пика Корженевской (из лагеря 6100 м). Фото автора.